[diary-JuS]

Моя самая обычная история начнётся с того, что я умер.
И в этом нет ничего страшного.
Потому что все, что происходило вокруг меня, так и будет происходить без меня.
И я этому очень рад.

Глава первая « Быть живым».

Между тем, как, скорая везла меня куда-то в тёмную пучину городских тоннелей.
Между тем временем пока врачи суетливо пытались спасти мою жизнь, не зная, что я уже давно как отсутствовал на положенном месте.
В голове у меня была очень важная мысль. - « Вот Чёрт, я же не заплатил за декабрь кредит на телефон.» Мысль была настолько глубокой и многозначительной, что я расстроился, что врачи не слышали её.
И хотя сердце моё ещё билось, они не знали, что я уже давно не был жив.
Ещё там, на дороге, когда меня сбило. И я понял что, не чувствую как снежок мелкой крупой падает на моё лицо.
И пусть вам сейчас не очень понятно, что я забыл посреди ночи , на шоссе , далеко за городом, трезвым как стёклышко, и не прихватив с собой из дома, ничего кроме пачки сигарет и любимого красного шарфа. Хотя нет, было кое -что ещё, спрятано в глубинах кармана моего пальто. То что я не мог вспомнить. И наверное не хочу, потому что больше меня ничего не волнует, однако тот факт что я всё ещё тут , а тело моё только- только полностью перестало быть живым, оставляло за собой череду вопросов. Идти к экстрасенсам , как в фильмах о призраках, что бы выяснить почему я тут нахожусь, что я забыл, и что делать дальше, я не собирался.
Мне было всё равно, я умер, и был разочарован. Разочарован даже не тем, что мне никогда не исполниться 26, и не тем что, я в жизни ничего не сделал.
А тем, что я умер гораздо раньше, и вся моя жизнь была лишь, погоней за ощущениями, что я живой.
И на этом, моя история начинается закончившись.
Моё тело , или же более деликатнее сказать оболочкой для души,футляром для сердца, мозга и прочих важных органов, сосудов и так далее, везли по серым коридорам морга.
Рассматривая себя, я подумал , что на фото я выглядел куда симпатичнее, а это бледное странное и некрасивое тело, вообще на меня не похоже. Затем пришли мысли, что я наверное отвлёкся и по этим коридорам, свернул совсем за другой медсестрой, перевозившей, совсем другое тело.
Всё что происходило «со мной» дальше, мне не особо нравилось, и я решил удалиться из морга, тем более что я это Я, а там на столе лежало , что –то совсем мне не близкое и не похожее.
В десять лет, когда моя мать сказала мне , что я заноза в её жизни, я подумал о нелогичности этого поступка. Ведь мама была детским психологом.
Я так же не понимал, почему она всегда сокращала моё общение с другими людьми, и предпочитала не возить меня на детские площадки и качельки, а оставлять с родственниками в доме престарелых.
Стоило мне научиться ходить, и чуть говорить, вся моя семья знали . У меня совсем нет ощущения жизни, интереса и радостей.
Я никуда не лазил, я не орал и не был типичным стервозным дитём, катающимся по полу в слезах, дабы заставить предков купить мне машинку. Ту самую красную пожарную машинку, с выдвигающиеся лестницей. Я очень её хотел, но, проходя мимо, в магазине я знал, что в моей жизни она будет не долго, она сломается, краска поцарапается, потом она будет лежать на чердаке нашего дома, пока мне стукнет двадцатник, и я её не выкину.
И я полностью отрёкся, от блестящей, манящей игрушки .
Я мог часами сидеть в центре комнаты на ковре и смотреть на стену. Погружаясь в свои мысли и чувства. Я пытался понять, вот я есть, но есть ли я, и что такое Я.
-«Аутис»т. Сказала мама, и устремилась успокаивать и исследовать , чужих детей, оставив меня созерцать стены. И она была совсем не права.
«Иногда мне кажется, что я не имею представления, что я живу.» сказал я школьному психологу в свои пятнадцать лет. Тот долго читал нотации, в итоге всё велелось в то, что это из-за того, что отец мой усвестел, не успев я доехать до роддома, в комфортной материнской.. утробе.
И он был тоже не прав.
За школьное время, я пробовал всё. Драться, курить, пить до состояния разговоров с умершими учителями, я даже пробовал влюбиться. И всё это отражалось на моём лице. В полном безразличии отсутствующей мимики.
Мне ничего не нравилось. Иногда мне казалось , что я не чувствую вкуса пищи, что музыка, стоит мне понравиться сразу же разанрвливалась, словно я слышал скрежещущий шум, грязных звуков во время не профессиональной записи. Кино радовало больше, но моё понимание того, что в жизни всё куда более отстойнее, приводило меня в состояние овоща, смотрящим сказочки.
В свои восемнадцать, я пытался разыграть драму, моя возлюбленная Мери, сказала, что ей не нравиться, что сидя с ней на веранде её дачи, я смотрю в тёмные гущи леса, а вовсе не в её прекрасные глаза. И что я летаю в облаках, и я полноценный му*ак.
Я был уже готов разреветься от её причитаний, если бы ничего не чувствовал, ни радости, ни угрызений совести. Ничего, даже того, что сейчас я сидел с живым человеком, которой наверное мне был не безразличен.
После нашего разрыва, я заперся дома, и напился снотворного, так много, что врачи, приехавшие от тревожного звонка мамы, думали что мне настал окончательный пи*дец.
Но , и тут я ничего не чувствовал. Потом я много чего пробовал, того, что для здоровья совсем не приемлемо. В надежде почувствовать ту боль, ту боль души, когда ты в отчаянье, когда всё не так как надо. Ту боль которая, скажет и докажет мне. Я жив. И я должен сделать свою жизнь прекраснее и верить в хорошее будущее.
Но этого не происходило. Я не видел себя в этом будущем, не видел себя в обществе.
Я заставлял себя плакать в ванне, что бы физиологически проявлять эмоции.
Вспоминая что-нибудь грустное. Грустного в моей жизни много. Но оно меня не задевало.
Пару слезинок я могу выдавать из себя , только тогда , когда я представлял себя на месте матери и друзей, на моих похоронах. Потому что когда я представлял себя в гробу, или то что по идее я должен жалеет себя. Слёз как ни бывало, в место этого улыбка такая идиотская и неуправляемая, что в уголках рта появляясь, боль от напряга. Чувства?
В свои двадцать я заболел. И заболел специально, я хотел испытать это, и постоянно думал какого это. В итоге, жар сам ко мне пришёл, и головные боли стали моими постоянными спутниками. И у меня совершенно здорового как быка парня, нашли не опасное, но мало приятное явление с мозгами.
Три месяца в больнице я был сам не свой, от того что наблюдая постоянно за больными, слушая их жалобы и описывания их чувств. Я негодовал от того, что у меня всё совсем иначе. Точнее ни как. В итоге я понял что ничего мне не светит, и быстро выздоровел, на удивление врачам, прочивших мне страшные и опасные операции. Чем я лишний раз подтвердил, что мысли материальны и большинство людей сами надумывают себе , ужасные болезни. Ну не большинство ,но из ряда особо мнительных, абсолютно точно. Мысли материализуются?

Я работал в офисе в скучном, тихом офисе, где я следил за компьютерами, кулерами, бумагой, и всем тем, что пропадает быстрее, чем я доставляю это на небольшом грузовичке, каждый месяц. Люди в этом месте были отнюдь не были тихими. Они плели интриги, и играли драмы. Ровно как моя девушка, которая отрезала весь мой шанс к «чувству жизни» ,фразой «Аутист долбанутый», повторив мамино пророчество, и доказав, что большинство женщин мыслят одинаково.
В то время как свою вину я не видел, и повторюсь, даже не чувствовал.

И так в моё двадцать второе день рождение я был совершенно один в снятом номере гостиницы. Я заказал шампанское, выключил телефон, лёг на кровать и пялясь в потолок, стал ждать..
Была уже поздняя ночь, глаза начинали слипаться , в ушах заиграла какая-то музыка, чуть прислушавшись я разглядел саундтрек к фильму «Шоу Трумена» с Джимом Керри, та самая мелодия, когда Трумен встретил своего отца, в тумане, под пристальным вниманием камер и режиссёра, Бога этого киношного мира, для ни в чём не подозревающего персонажа Керри.
Я уснул. Провалившись в глубокий сон. Тот сон, который за всю мою жизнь, вызвал во мне чувства страха.

Я маленький сидел в центре комнаты на жутком узорчатым, пёстром ковре, в котором я часто видел лица, причудливые позы смешных чудовищ, и лупоглазого осьминога, поющим оперу. Я привычно смотрел в стену, как вдруг воздух словно стал тяжелее, он больно падал мне на голову, словно это был не воздух, а коробка из пластика.
Сладко, кисловатый аромат гниющих яблок с горящими рядом индийскими палочками благовониями. С люстры стала капать вода, мне на голову и ноги, я закрывался от воды, но ни мог шевелиться. Двери с грохотом распахнулись. На мою голову словно обрушился водопад ледяной воды, которая через вены влилась аж до самых кончиков пальцев ног.
Но страха не было. Как мне казалось, потом я подумал о том, что всегда на том же самом месте мог представлять себе ужасы куда более эпичными, чем то представление что я видел перед собой.
В дверь, словно чёрная тень влетела фигура.

И я понял, что единственное что спасет меня от этого патологического чувства, что я не живой, только одно.
Смерть.

Я проснулся , еле перевернувшись на бок, моё онемевшее тело, я стал смотреть на свет фонарей, отпечатавшиеся на потолке, копирую окно в перспективе.
От любой проезжающей машины, свет двигался и изгибался.
«я скоро умру» , слова всплыли в моей голове светло салатовыми буквами на сером фоне.

В ту ночь, я понял , у меня осталось мало времени, что бы узнать, то самое желаемое чувство.. быть живым.

Julija Strolaite